На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых
красивых зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет
назад, находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу,
с улицы, так как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с
гипсовыми вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до
самых краев. Воланд сидел на складном табурете, одетый в
черную свою сутану. Его длинная широкая шпага была воткнута между
двумя рассекшимися плитами террасы вертикально, так что получились
солнечные часы. Тень шпаги медленно и неуклонно удлинялась,
подползая к черным туфлям на ногах сатаны. Положив острый подбородок
на кулак, скорчившись на табурете и поджав одну ногу под себя, Воланд
не отрываясь смотрел на необъятное сборище дворцов, гигантских домов
и маленьких, обреченных на слом лачуг. Азазелло, расставшись со своим
современным нарядом, то есть пиджаком, котелком, лакированными
туфлями, одетый, как и Воланд, в черное, неподвижно стоял
невдалеке от своего повелителя, так же как и он не спуская глаз с
города. Воланд заговорил: - Какой интересный город, не правда ли? Азазелло шевельнулся и ответил почтительно: - Мессир, мне больше нравится Рим! - Да, это дело вкуса, - ответил Воланд. Через некоторое время опять раздался его голос: - А отчего этот дым там, на бульваре? - Это горит Грибоедов, - ответил Азазелло. - Надо полагать, что это неразлучная парочка, Коровьев и Бегемот, побывала там? - В этом нет никакого сомнения, мессир.
Опять наступило молчание, и оба находящихся на террасе глядели, как в
окнах, повернутых на запад, в верхних этажах громад зажигалось
изломанное ослепительное солнце. Глаз Воланда горел так же, как одно
из таких окон, хотя Воланд был спиною к закату. Но тут что-то
заставило Воланда отвернуться от города и обратить свое внимание на
круглую башню, которая была у него за спиною на крыше. Из стены ее
вышел оборванный, выпачканный в глине мрачный человек в хитоне,
в самодельных сандалиях, чернобородый. - Ба! - воскликнул
Воланд, с насмешкой глядя на вошедшего, - менее всего можно было
ожидать тебя здесь! Ты с чем пожаловал, незваный, но предвиденный
гость? - Я к тебе, дух зла и повелитель теней, - ответил вошедший, исподлобья недружелюбно глядя на Воланда. - Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со мной, бывший сборщик податей? - заговорил Воланд сурово. - Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, - ответил дерзко вошедший.
- Но тебе придется примириться с этим, - возразил Воланд, и усмешка
искривила его рот, - не успел ты появиться на крыше, как уже сразу
отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, - в твоих интонациях.
Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и
зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало
твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля,
если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей.
Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых
существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь
все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?
Ты глуп. - Я не буду с тобой спорить, старый софист, - ответил Левий Матвей.
- Ты и не можешь со мной спорить, по той причине, о которой я уже
упомянул, - ты глуп, - ответил Воланд и спросил: - Ну, говори кратко,
не утомляя меня, зачем появился? - Он прислал меня. - Что же он велел передать тебе, раб? - Я не раб, - все более озлобляясь, ответил Левий Матвей, - я его ученик.
- Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, - отозвался
Воланд, - но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Итак...
- Он прочитал сочинение мастера, - заговорил Левий Матвей, - и
просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем.
Неужели это трудно тебе сделать, дух зла? - Мне ничего не
трудно сделать, - ответил Воланд, - и тебе это хорошо известно. - Он
помолчал и добавил: - А что же вы не берете его к себе, в свет? - Он не заслужил света, он заслужил покой, - печальным голосом проговорил Левий. - Передай, что будет сделано, - ответил Воланд и прибавил, причем глаз его вспыхнул: - И покинь меня немедленно.
- Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него, вы взяли
бы тоже, - в первый раз моляще обратился Левий к Воланду. - Без тебя бы мы никак не догадались об этом. Уходи. Левий Матвей после этого исчез, а Воланд подозвал к себе Азазелло и приказал ему: - Лети к ним и все устрой.
Азазелло покинул террасу, и Воланд остался один. Но одиночество его не
было продолжительным. Послышался на плитах террасы стук шагов и
оживленные голоса, и перед Воландом предстали Коровьев и Бегемот. Но
теперь примуса при толстяке не было, а нагружен он был другими
предметами. Так, под мышкой у него находился небольшой ландшафтик в
золотой раме, через руку был перекинут поварской, наполовину
обгоревший халат, а в другой руке он держал цельную семгу в шкуре и
с хвостом. От Коровьева и Бегемота несло гарью, рожа Бегемота
была в саже, а кепка наполовину обгорела. - Салют, мессир, - прокричала неугомонная парочка, и Бегемот замахал семгой. - Очень хороши, - сказал Воланд. - Мессир, вообразите, - закричал возбужденно и радостно Бегемот, - меня за мародера приняли! - Судя по принесенным тобою предметам, - ответил Воланд, поглядывая на ландшафтик, - ты и есть мародер. - Верите ли, мессир... - задушевным голосом начал Бегемот. - Нет, не верю, - коротко ответил Воланд. - Мессир, клянусь, я делал героические попытки спасти все, что было можно, и вот все, что удалось отстоять. - Ты лучше скажи, отчего Грибоедов загорелся? - спросил Воланд. Оба, и Коровьев и Бегемот, развели руками, подняли глаза к небу, а Бегемот вскричал: - Не постигаю! Сидели мирно, совершенно тихо, закусывали...
- И вдруг - трах, трах! - подхватил Коровьев, - выстрелы! Обезумев от
страха, мы с Бегемотом кинулись бежать на бульвар, преследователи
за нами, мы кинулись к Тимирязеву! - Но чувство долга, - вступил Бегемот, - побороло наш постыдный страх, и мы вернулись! - Ах, вы вернулись? - сказал Воланд, - ну, конечно, тогда здание сгорело дотла.
- Дотла! - горестно подтвердил Коровьев, - то есть буквально,
мессир, дотла, как вы изволили метко выразиться. Одни головешки!
- Я устремился, - рассказывал Бегемот, - в зал заседаний, - это
который с колоннами, мессир, - рассчитывая вытащить что-нибудь ценное.
Ах, мессир, моя жена, если б только она у меня была, двадцать раз
рисковала остаться вдовой! Но, к счастью, мессир, я не женат, и
скажу вам прямо - счастлив, что не женат. Ах, мессир, можно ли
променять холостую свободу на тягостное ярмо! - Опять началась какая-то чушь, - заметил Воланд.
- Слушаю и продолжаю, - ответил кот, - да-с, вот ландшафтик. Более
ничего невозможно было унести из зала, пламя ударило мне в лицо. Я
побежал в кладовку, спас семгу. Я побежал в кухню, спас халат. Я
считаю, мессир, что я сделал все, что мог, и не понимаю, чем
объясняется скептическое выражение на вашем лице. - А что делал Коровьев в то время, когда ты мародерствовал? - спросил Воланд. - Я помогал пожарным, мессир, - ответил Коровьев, указывая на разорванные брюки. - Ах, если так, то, конечно, придется строить новое здание. - Оно будет построено, мессир, - отозвался Коровьев, - смею уверить вас в этом. - Ну, что ж, остается пожелать, чтобы оно было лучше прежнего, - заметил Воланд. - Так и будет, мессир, - сказал Коровьев. - Уж вы мне верьте, - добавил кот, - я форменный пророк. - Во всяком случае, мы явились, мессир, - докладывал Коровьев, - и ждем ваших распоряжений.
Воланд поднялся с своего табурета, подошел к балюстраде и долго, молча,
один, повернувшись спиной к своей свите, глядел вдаль. Потом он
отошел от края, опять опустился на свой табурет и сказал: -
Распоряжений никаких не будет - вы исполнили все, что могли, и
более в ваших услугах я пока не нуждаюсь. Можете отдыхать. Сейчас
придет гроза, последняя гроза, она довершит все, что нужно довершить, и
мы тронемся в путь. - Очень хорошо, мессир, - ответили оба
гаера и скрылись где-то за круглой центральной башней, расположенной
в середине террасы. Гроза, о которой говорил Воланд, уже
скоплялась на горизонте. Черная туча поднялась на западе и до
половины отрезала солнце. Потом она накрыла его целиком. На террасе
посвежело. Еще через некоторое время стало темно. Эта тьма,
пришедшая с запада, накрыла громадный город. Исчезли мосты, дворцы.
Все пропало, как будто этого никогда не было на свете. Через все
небо пробежала одна огненная нитка. Потом город потряс удар. Он
повторился, и началась гроза. Воланд перестал быть видим в ее мгле.
